Уэверли подумал, что на этот счет могут быть большие сомнения. Этого человека нельзя было держать до бесконечности, и пока он был жив, и агент Тарранта, и явка могли провалиться. Если Ясида и не покончил с собой, то ему в том помогли люди Тарранта. Уэверли почувствовал легкий озноб и впервые за это время понял, какое бремя возложил на плечи своего подчиненного.
— Прошу вас меня извинить, — произнес он. — Я неверно оценил обстановку и дал вам плохие инструкции. — Таррант чуть наклонил голову, а Уэверли продолжал: — Но как, черт побери, тем двоим удалось все же его вывезти? Он ведь не желал сотрудничать, а без этого у них ничего не вышло бы.
— Это люди изобретательные. Они усыпили его и выстрелили им из пушки, — сказал Таррант с непроницаемым лицом.
Уэверли посмотрел на него с непониманием, затем с недоверием и наконец с неудовольствием. В конце концов Таррант напрасно так издевался над министром Ее Величества.
— Я задал вам серьезный вопрос, — резко сказал Уэверли.
— Они выстрелили им из пушки, — повторил Таррант. — Устроили номер Человек-Ядро, какие бывают порой в цирке. А мы поймали его в сеть.
После паузы в двадцать секунд Уэверли захохотал. Таррант чуть потеплел, но все же решил провести до конца запланированную им операцию возмездия.
— Представление вышло не совсем бесплатное, господин министр, — сказал он. — Есть расходы, а потому, как вы и обещали, мне потребуются суммы из специального фонда.
Полчаса спустя у счетчика парковки на Уайтхолле Таррант сел в «дженсен» рядом с Модести Блейз. Он еще раз с удивлением отметил то странное обстоятельство, что по возвращении с опасного, очень опасного задания она выглядела удивительно юной. Он подумал, что, наверное, именно такой увидел ее Вилли в их первую встречу, когда ей было всего двадцать с небольшим.
— Вилли благодарит за приглашение на ленч, — сказала Модести, — но просит его извинить. Он уехал, чтобы поскорее забыть свои горести.
— Горести?
— Он очень расстроился, — сказала Модести и по-детски хихикнула. — Он считал это самым смешным, самым остроумным планом, который когда-либо воплощал в жизнь, но Ясида все испортил. Погубил шутку.
— Я не совсем понимаю.
— Я, признаться, тоже. Но я не англичанка и не из кокни, а потому не всегда могу уловить тонкости юмора, как его понимает Вилли. Он убежден, что этот японец помешал моей ключевой реплике.
— Я, кажется, понимаю, что он имел в виду. Бедняга Вилли.
Она смотрела на него с загадочной улыбкой, и Таррант вдруг вспомнил про букетик фиалок, который держал в руке.
— С лучшими чувствами, — сказал он, вручая цветы.
— Какие красивые! Спасибо.
— Это особенные цветы, — сказал Таррант. — Они оплачены из нашего специального фонда. Оттуда крайне трудно вынуть деньги, поскольку на то требуется одобрение премьер-министра, но двадцать тысяч фунтов получить легче, чем те два шиллинга, которые стоят эти фиалки. Уэверли пытался оплатить расходы из собственного кармана, но я проявил настойчивость. Жаль, вы не видели его лицо…
Модести рассмеялась и чмокнула Тарранта в щеку.
— А как Вилли забывает свои горести? — поинтересовался тот.
— Он улетел с Мэвис на долгий уик-энд.
— Кто такая Мэвис?
— Я ее не видела. Но если верить Вилли, то у нее формы пышнее, чем у кого-либо на этой планете. Зато в интеллектуальном плане она как доска, хотя у нее веселый нрав. Вилли говорит, что это все равно что оказаться в постели с четырьмя девицами и баллоном веселящего газа. Лучший способ забыть неудачу.
Таррант удивленно вздохнул.
— Вы женщина, а Вилли — это часть вашей жизни. Вы не ревнуете?
В ее глазах засветилась ирония. Она сказала:
— Так уж сложилось… — Потом, внезапно улыбнувшись и не отрывая глаз от дороги, добавила: — Но если Мэвис и Вилли начнут совместно постреливать через берлинскую стену людьми, я, пожалуй, заставлю ее похудеть.
Таррант рассмеялся. Он был в отличном настроении. Пошел дождь, но ему казалось, что светит солнце. Он улыбнулся и сказал:
— Полагаю, до этого дело не дойдет.
Гай Фокс стоял во главе так называемого Порохового заговора в 1605 г., целью которого было взорвать здание британского парламента.
